Если бы меня спросили: как ты представляешь себе полное духовное одиночество? Ответил бы – думаю я знаю, что это такое. Нет, не пугайтесь, что начну вспоминать трогательные истории об бомжах, которых предали близкие, или бьющие на жалость случаи о стариках, запертых и забытых родными в домах престарелых. О них есть кому рассказать и без меня.

Вполне даже житейский непритязательный сюжет, но оставивший очень горький осадок. Прихожу в библиотеку (вообще русские библиотеки в Израиле – это большой отдельный разговор), бросается ко мне милая Л., с которой знакомы много лет.

-Выручай, пожалуйста. Недавно умер наш постоянный читатель. Ученый физик, доктор наук, умница и страстный книголюб. После похорон заходит ко мне его дочь с просьбой: как можно скорей забрать все книги отца. Если же я откажусь – выбросит на помойку. Я, естественно, заехала и привезла сюда.
- Ну, причем же тут я?
- Ну не могу я взять всю коллекцию в библиотеку. Во-первых, книг слишком много, места у нас нет. Во-вторых, слишком они специальные, чтобы кому-нибудь здесь понадобились. Короче, сам посмотри.

Я-то ожидал увидеть научную литературу по физике, математике, но как бы не так. Передо мной лежало несколько ящиков пушкинианы!? Оказывается, почтенный физик долгие годы собирал все, касающиеся Пушкина. «Пушкин в изгнании». «Пушкин в жизни» Вересаева, «Друзья Пушкина», «Про и контра» ...

Забрал, конечно.

И тогда понял и содрогнулся: нет, видно не сладко жилось любителю Александра Сергеевича в родной семье: дети не хотели говорить по-русски, внуки вовсе и не могли. А он наслаждался великой русской поэзией. Теперь же, после смерти, следовало поскорее избавиться от надоевших, ничего не говорящих сердцу книг, чтобы поскорее оборвать тоненькие невидимые ниточки, еще связывающие их со страной исхода.

Теперь я знаю, что такое тотальное одиночество?

Это когда после твоей смерти немедленно и безжалостно выбросят на свалку все то, что ты считал главным: твои книги, записи, мысли – чтобы начать другую жизнь, в которой тебе нет места.